Лапша и причиненный ущерб

Год спустя после выхода 'The Second Coming' The Stone Roses снова играют и раговаривают как звёзды. На кануне их британского тура, VOX путешествует с группой по Японии, где эти непринуждённые божества разбираются со славой, семьями и состояниями в своём неповрторимом стиле.

У входа в холл отеля Принц Роппонги, расположенного в одном из самых оживлённых ночная-жизнью-суши-бары районов Токио, одержана небольшая победа в Войне За The Roses. "Джо-он, Джо-он, Джо-оо-он!›. Эскадрон мечтательных юных японских девушек обошёл шикающих полицейских и швейцаров и окружил гитариста Roses Джона Сквайра.

Ни одну стайку фанаток не спутаешь с японскими. Весь день и всю ночь они обустраивались на тротуаре, подпирали дверные проёмы, слоняясь без дела и бросаясь врассыную от малейшего взмаха полицейской дубинки. И вот пришло "время кормёжки, они кружат вокруг своей добычи в диком возбуждении, вооружвшись ручками и выискивая возможность щёлкнуть фотографию с вежливым упорством не окончивших школу папарацци.

Сквайр, который с довольным видом замешкался у двери-вертушки, похоже, совсем не обеспокоен удивительно сексуальной мантрой, сложившиейся из синхронного, ритмичного выкркивания его имени. Это, он считает, организованное сборище. Они все приносят ручки и бумаги. Он раздаёт автографы. Он улыбается. Он благодарит.

Кто-то подумает, что на его месте могла быть любая ориентированная на подростков группа, заботящаяся о своей финансовой состоятельности.

Но это не The Charlatans. Это не The Verve, Версия Два. И уж точно не Menswear. Это Джон Сквайр. Из The Stone Roses.

Плодотворный миф в действии. И девушки об этом знают. Никто не подгтовлен лучше, чем Сквайр, чтобы поддать газу огрубелому буксиру западных групп. Такой высокий. Такой хмурый. Такой бледный. Такой легендарный. И в отличие от рок-монстров из MTV Asia Rockumentaries (видимо, передача такая про рок-героев - прим. переводчика), эта легенда жива, процветает и живёт в доме у канала неподалёку от Ланкастера. The Stone Roses!

Через окно такси, на площади Нинтено-Бластер, мы видим, как огромный телеэкран выкатывает на нас лицо Дэймона Албарна. Всё вокруг дешёвая попса, квази-педофилическая реклама, большой бизнес и вульгарщина. В сравнении с этим концерт Stone Roses, проходящий рядом с многоэтажным салоном-сауной в Клубе Citta (произносится "Шитта"), с телеэкранами, японскими детишками с причёсками в стиле Йена Брауна, пивными автоматами и парнями из родных краёв, спорящими на тему того, что Oasis - позор Манчестера (Man City), кажутся лишь слегка сюрреалистичными.

Время не сильно потрепало the Stone Roses. На сцене клуба Citta они прекрасным образом воплощают себя прежних. Бубен, позы в стиле мне-на-всё-начхать, чуть больше щетины, вот и всё. Но музыка стала в два раза мрачнее.

Первый альбом был супер-нахальным лучом света, тинэджерским грувом. Но судебные разбирательства, отцовство (у всех в Roses теперь есть дети) и два миллиона фунтов Geffen повлияли на их карму, и второй альбом стал неистовым вуду-блюзом: омытая риффами военная зона 'I Am The Resurrection' прорывается сквозь счастливый мальчиковый блеск. От The Byrds до Led Zeppelin за один шаг? Доктор пишет: «Некогда солнечные мальчики, теперь парни с дьявольской музыкой в загашнике, прошли через какие-то серьёзные психологические дебри. Я виню Джона Сквайра».

На сцене Сквайр истинный герой с топором, готовый зарубить всех неметаллических героев. Сверкающие, новые, тяжёлые мелодии в стиле Хендрикса-Таунсенда позволяют ему выложиться, как никогда. Если на альбоме некоторые из них звучат как джем, то живьём это детонирующий мармелад. Кожаный ремень семидесятых годов, обвивающий его запястье говорит красноречивее всего. Он выглядит как классическая икона. Браун, скачущий как боксёр или вылупившийся в толпу, привлекает меньше внимания. К тому же, сразу после их приезда из Осло было сообщено о «проблемах с голосом», поэтому он сильно лажает в 'I Am The Resurrection'. Но всё равно, это гипер-сексуальное, неистовое, заводящее шоу.

В раздевалке - разговоры о перегрузках от полётов, футболе и осторожности. Их команда шумно снуёт туда-сюда, группа прячется по углам. Браун смотрит сквозь солнечные очки, распознав «журналиста». Первое слово, которое он мне говорит это «удар» по-японски, потом что-то непроизносимое по-манчестерски. Резко выходит, на буксире два японских друга. Позднее, приятель.

Дальше по коридору банкноты в миллион йен используются для загрузки носов. Но не группой. В нашем туманном, пост-гиговом скитании, мы натыкаемся на Мани, возвращающегося в отель с МакДональдсом в руках. «Не пейте слишком много пива!» - советует он по-дружески, как всегда. Сквайр просматривает заметки в британских газетах, посвящённые альбому War Child (он разрабатывал обложку, а группа предоставила для него композицию 'Love Spreads') и отправляется на свидание со снотворным.

В течение двух последующих дней Сквайр пытается всучить мне снотворное «от перегрузок при перелётах». Подозрительно.

На следующее утро Сквайр просыпается посвежевшим, натягивает свои армейские штаны, неряшливую майку, приводит в порядок волосы и открывает портативную студию. Чем занимается Джон Сквайр во время турне? Сидит у себя в номере и записывается на четырёхдорожечник. Откуда такая острая необходимость? А ещё он даёт странные интервью.

В то же время the Roses демонстрируют некое прагматичное безразличие к прессе, вызванное публикацией в Big Issue. Это одно из их противоречий: также как сочетание страстности с неорганизованностью и надменности с приземлённостью. Неудивительно сидеть рядом со Сквайром у бассейна отеля и обнаружить, что его интересуют странные преломления, вызванные водой («Это очень странно, та женщина в бассейне со смещённой головой "). В Сквайре есть просчитанный сомнамбулизм. Некое трансовое состояние - большее, чем типичная манчестерская сухость. Но ещё он добродушный, забавный и эгофобный.

Год спустя после выхода 'The Second Coming' The Stone Roses снова играют и разговаривают как звёзды. На кануне их британского тура, VOX путешествует с группой по Японии, где эти непринуждённые божества разбираются со славой, семьями и состояниями в своём неповторимом стиле.

У входа в холл отеля «Принц Роппонги», расположенного в одном из самых оживлённых ночная-жизнью-суши-бары районов Токио, одержана небольшая победа в Войне За The Roses. "Джо-он, Джо-он, Джо-оо-он!». Эскадрон мечтательных юных японских девушек обошёл шикающих полицейских и швейцаров и окружил гитариста Roses Джона Сквайра.

Ни одну стайку фанаток не спутаешь с японскими. Весь день и всю ночь они обустраивались на тротуаре, подпирали дверные проёмы, слоняясь без дела и бросаясь врассыпную от малейшего взмаха полицейской дубинки. И вот пришло «время кормёжки», они кружат вокруг своей добычи в диком возбуждении, вооружившись ручками и выискивая возможность щёлкнуть фотографию с вежливым упорством не окончивших школу папарацци.

Сквайр, который с довольным видом замешкался у двери-вертушки, похоже, совсем не обеспокоен удивительно сексуальной мантрой, сложившейся из синхронного, ритмичного выкрикивания его имени. Это, он считает «организованное сборище. Они все приносят ручки и бумаги». Он раздаёт автографы. Он улыбается. Он благодарит. Кто-то подумает, что на его месте могла быть любая ориентированная на подростков группа, заботящаяся о своей финансовой состоятельности.

Но это не The Charlatans. Это не The Verve, Версия Два. И уж точно не Menswear. Это Джон Сквайр. Из The Stone Roses. Плодотворный миф в действии. И девушки об этом знают.

Никто не подготовлен лучше, чем Сквайр, чтобы поддать газу огрубелому буксиру западных групп. Такой высокий. Такой хмурый. Такой бледный. Такой легендарный. И в отличие от рок-монстров из MTV Asia Rockumentaries (видимо, передача такая про рок-героев), эта легенда жива, процветает и живёт в доме у канала неподалёку от Ланкастера. The Stone Roses! Играющая группа! Кто ставил на них крест?

«Это очень ностальгично - возвращаться сюда, потому что здесь мы, в некотором роде, начинали," говорит Сквайр, выбравшись из толпы. "Думаю, многие, из тех, кто в этом участвовал, поняли, что когда они побывали здесь в последний раз [1989] - это было серьёзно. Ты приезжаешь сюда, и ты знаешь, что ты в Японии - ты не в Шеффилде или Лидсе, грузишь аппаратуру в фургон. В первое турне мы не ездили в Америку, поэтому приезд сюда стал вершиной».

Аа, ностальгия. Буквы «Е» на нижнем белье и «О», сложенные губами Йена Брауна. В the Roses любопытно то, что спустя одиннадцать месяцев после релиза недооценённого альбома, они на 75 процентов состоят из домыслов рок-воспоминаний.

Это была анти-кульминация, откат валуна от валлийской пещеры пророков. Альбом засосала предрождественская спешка (преждевременное воскрешение?); «секретные» концерты в Англии были загублены усилиями Рени. Своё выступление на Гластонбери хедлайнеры пропустили, потому что Сквайр упал с байка и сломал ключицу. Учитывая, что в итоге на долю Англии выпал всего один концерт - для многострадальных обитателей Пилотона, Гластонбери - 1995 год для The Roses стал годом невидимого цветения.

Глобальная прогулка по Финляндии, Швеции, Фейлу, Пилотону, Японии и (далее) Австралии, которая приведёт группу в конце года к Британскому туру, позволяет им набрать скорость и разогнаться. Дорожная команда, все семь тысяч человек, (благодаря настояниям группы насчёт того, что богатством нужно делиться) захватывает первоклассный бар. Тем временем, Йен Браун, Джон, Гэри «Мани» Маунфилд, новый барабанщик Робби Мэдикс и клавишник Найджел Йей Айпинсон (Nigel Ieye Ipinson) ведут себя как ангелы.

Мы присоединяемся к ним через день после того, как они прибыли, на три дня, три концерта и бессчётное число вспышек нехороших, праведных, осторожных и очень смешных персонажей, которые обитают в мифе Stone Roses. Да, камень кровоточит. Но иногда приходится терпеть страдания.

В шумной, серой, индустриальной атмосфере Токио в стиле «Бегущего по лезвию бритвы», наш гид говорит нам: «Когда я был в Лондоне и принял два микродота и три экстази на концерте Primal Scream в Briston Academy, то увидел Бога. На Земле два пришельца. Один - Майк Джексон, а второй - Бобби Гиллеспи». Хорошо сказано. Сайонара.

Через окно такси, на площади Нинтено-Бластер, мы видим, как огромный телеэкран выкатывает на нас лицо Дэймона Албарна. Всё вокруг дешёвая попса, квази-педофилическая реклама, большой бизнес и вульгарщина. В сравнении с этим концерт Stone Roses, проходящий рядом с многоэтажным салоном-сауной в Клубе Citta (произносится "Шитта"), с телеэкранами, японскими детишками с причёсками в стиле Йена Брауна, пивными автоматами и парнями и родных краёв, спорящими на тему того, что Oasis - позор Манчестера (Man City) кажутся лишь слегка сюрреалистичными.

Время не сильно потрепало the Stone Roses. На сцене клуба Citta они прекрасным образом воплощают себя прежних. Бубен, позы в стиле мне-на-всё-начхать, чуть больше щетины, вот и всё. Но музыка стала в два раза мрачнее.

Поэтому повторное попадание в поп-встряску после пятилетнего перерыва вызвало смешанные чувства. Да, соглашается, он, камбэк вышел хаотичный, но нельзя сказать, что он разочарован. «В каком-то смысле я доволен, верней, испытываю облегчение, что мы выпустили пластинку. Потому что был период, когда мне казалось, что это никогда не произойдёт. Группа всё ещё переживает период становления. У нас новый барабанщик и клавишник. Немного странно. Это ещё не законченная вещь, но, думаю, будет, к тому моменту, как мы начнём турне по Британии, которое важнее всего».

Непоявление на Гластнобери, по его словам, было «позорным». Но что он мог сделать с металлической пластиной на шее (предоставлена Государственной службой здравоохранения, если кто сомневается). «Я надеялся, что приеду в больницу, мне вправят её на место и скажут: через неделю будешь как новенький. Но не вышло».

Конечно, никакая халтура тут ни при чём. Широко распространённое мнение о том, что The Roses валяли дурака пять лет вместо того, чтобы работать, Сквайр, конечно же, не разделает. «Во время выхода первого альбома я не считал себя достаточно компетентным музыкантом», признаётся он. «Я потратил много времени, работая над этим… В предыдущий раз я не чувствовал себя достаточно квалифицированным и умелым».

Но он также отвергает обвинения в том, что теперь the Roses вернулись к усиленной работе, чтобы отработать деньги Geffen. «У нас достаточно других стимулов, чтобы не превращаться в полных кретинов на сцене», говорит он. «Мы никогда не тянули резину преднамеренно. Дело было не в нашей лени. А часто нам предъявляют именно это обвинение».

То, что Oasis записали второй альбом в период «перерыва» The Roses, говорит он, конечно, не повод для гордости. Да, он «завидует» их быстрой работе, но отвергает все домыслы о конкуренции с Галлахерами. Он поклонник. «Я конкурент сам себе», говорит он. «Мной движет страх, что я, возможно, никогда не смогу повторить это… что, может, та песня была последней хорошей».

Совершенно невозмутимый и двусмысленно скрытный, этот сонный автор картинок в стиле Поллока однажды описал себя как "жалкого, раздражительного и необъяснимого". Сегодня он говорит: «Мне никогда не было трудно быть аутсайдером. Думаю, это генетическое. Я определённо не стадный тип. Я не соглашусь, если вы скажете, что членство в группе меняет весь твой образ жизни. Может, поэтому мы и не замыкаемся в рамках рок-н-ролла. Мы не в полной мере живём в этом мире».

Бесконечные недопонимания the Roses, возможно, происходят из-за того, что они искренне избегают мейнстримовую идеологию шоу-биза. «Мне лучше с деньгами, чем без них», говорит Сквайр. «Но я не собираюсь заниматься этим вечно ради денег, если перестану получать удовольствие».

Из первоначальных членов группы Сквайр - единственный, кто не внёс свой «кирпичик». Когда ему захочется это сделать, он наверно купит что-нибудь в «Лэйк Дистрикт». Учитывая, как мало в Roses от современной поп-жизни, им явно хочется сбежать от неё, как можно скорее. "Свежий воздух" - это важно. А покупка самолётов - нет.

Сквайр говорит, что наличие денег для него не такое уж непривычное состояние. До этого он работал аниматором на манчестерском телеканале. Жил и на пособие. Зато «делал вещи», которые доставляли ему удовольсвтие.

Мани, который присоединяется к нам возле бассейна, тоже настроен не самым весёлым образом. Его взбесило, что люди из индустрии вдруг резко изменили отношение к ним, когда они выиграли тяжбу с Silvertone, но никто в группе не обратил внимание на параллельную битву Джорджа Майкла с Sony. Успех в Америке - тоже не самая весёлая тема.

"Да, это имеет значение," говорит Мани. "Но я не буду реветь каждую ночь в подушку из-за того, что моя пластинка не попала в первую десятку Billboard после нашего первого концерта там. Просто в следующий раз мы будем работать упорнее. Может, мы скатимся до того, что будем играть по пабам, но я сомневаюсь».

Что может лишить тебя сна?

Мани: "Да ничего."

Джон: "Не гони."

Теперь, когда у вас есть дети, что-то изменилось?

Джон: "Стал очевиднее факт, что музыка - это ещё не всё в жизни, но я это и так знал… Есть ещё любовь, и это не может быть плохо."

Вы можете представить себя вне группы?

Джон: "Нужно сильно постараться. Я хочу заниматься музыкой, чтобы ни случилось… или сваркой."

Уход Рени…?

Джон: "Никого не интересует сварка!"

Мани: "Он всем закидывает эту удочку, но никто не попадается!"

Поговорим о сварке потом. И о ловле креветок. И о Blue Peter’е.

Я захожу в лифт отеля со стеклянной задней стенкой, натыкаюсь на желеобразного Йена Брауна и завожу разговор в стиле «Чем занимался вчера ночью?». Йен отвечает минимальными репликами, языком своего натренированного кун-фу тела. Какие лифты повидал на своём веку Йен Браун? Провонявшие мочой манчестерские? Кондиционируемые нью-йоркские? Но вот, этажи позади, и он выходит, унося с собой свою чванливо-нахальную харизму. Еле поместилась в лифт.

В коридоре Мани ждёт Сквайра. «Где он застрял? Гладит утюгом свои хреновы волосы?», ворчит Мани. «Кучка тщеславных засранцев. Всё ради Альбома Номер Один».

Разговор переходит на исключение альбома War Child из чартов, и теории о том, что EMI устроила это, чтобы у LP Blur не было конкурентов. Все из лагеря Roses стонут. Но в какой-то степени Roses излвекли пользу из записи боснийской пластинки. Они обнаружили, что способны записать трэк за один день. «Такой подход мы хотим использовать для следующего альбома», говорит Мани.

Алеллуйя.

Мы торчим в крепкой токийской пробке, пробиваясь к месту проведения первого концерта - Будокану, Сквайр аккуратно щупает ключицу. Зажимы, поставленные в треснувшую ключицу, выпирают из кожи и трутся об ремень гитары. Ремень подбит мягкой основой, но всё равно неудобно. Страховая компания Roses запретила им заниматься «опасными видами спорта» во время тура. Так что заняться роллерблэйдом у Джона не получится. «Жалко», хмурится Сквайр, пялясь на серую мостовую. «Я мечтал заняться им с тех пор, как попал сюда».

Будокан - это гигантское, современное здание, обезглавленная пагода. Высокие потолки. Пластиковые сиденья. И гигантский флаг с Восходящим Солнцем, драпирующийся из центра. Охранники с повязками инструктируются при помощи мегафона. В Копенгагене фанат упал с осветительной вышки и приземлился на сцену перед Мани, проломив себе «дыру в черепе как ещё один рот». Здесь этого не случится. Безопасность - норма жизни.

Столкнувшись с культурно шокирующим феноменом идеально организованного семичасовго концерта и чистых гримёрок, манчестерские парни возвращаются к СВОЕМУ стилю поведения. На одном из техником майка с надписью 'Northern Scum' (Северная мразь). «Если б не мы, северные мрази», поучает Мани, «у вас бы не было текстильной индустрии и половины всех ваших технологий». Дерек Риджерс, фотограф VOX, южанин, отвечает на это сомнениями в способности северного музыканта и актёра Джека Дакворфа петь в ноты. «Ему нужно было собрать бритпоп-группу», язвит Мани.

Но противостояние севера и юга - это всё смеха ради. Roses явно не склонны к прежним буйствам. Новый барабанщик Робби задумчиво почёсывает пальцы. «Делать, то, что делал Рени, легко», говорит бывший ударник Rebel MC. «Но раньше я работал в другом стиле, отсюда и волдыри». Клавишник и бэк-вокалист Найджел доверительно сообщает, что играл какое-то время с OMD ("Но я мало что из этого извлёк")!

Даже человек, которого должна была до невозможности взбесить трёхсотдневная сессия записи 'The Second Coming', продюсер и «дорожный» звукооператор Саймон Доусон, на удивление спокоен. «Я не бесился, нет. В некотором роде, это особая привилегия - иметь такое количество студийного времени для того, чтобы испробовать различные подходы».

Ну, что ему ещё сказать.

Йен Браун выскакивает из пригримёрного лифта с целлофановым пакетом и пластиковой сумкой в пиджаке в узкую полоску без рубашки, наполовину рок-звезда, наполовину бизнесмен. Но пиджак из «Оксфэма», а брюки (выдернутые из шкафа в его доме в Уэльсе) - клёши.

«Последний раз, когда я видел его в этом костюме, он был измазан в краске», говорит парень из команды, имея в виду легендарную атаку группы на офис их бывшего лэйбла, Silvertone. Но нахального Брауна предыдущего образца в Токио не увидишь. Вместо него вежливый, независимый, напряжённый мужчина, благодарящий обслуживающий персонал, кланяющийся японским важным шишкам в ответ на их поклон и отвечающий на вопросы кратким шёпотом гуру и жгучим взглядом, который говорит гораздо красноречивее.

"Давление есть," говорит он, "но оно не мешаем нам делать то, что мы делаем. Когда живёшь с четырьмя детьми в тесной квартире и сидишь без работы - вот это давление. А у нас «хорошее» давление."

После окончания процесса с Silvertone был период, когда Браун считал, что "музыкальная индустрия была против нас", но положение изгоев его не волновало. «Я никогда не искал спасения в кокаине, деревенских домах, тусовках с другими группами и знаменитостями», говорит он. «Меня это никогда не интересовало, и я этим не занимался».

Пять лет, проведённые вне музыки, заставили Брауна с большим упорством думать о раскрытии потенциала группы. «Ну, никто не хочет увидеть крах великой группы», говорит он. «Сейчас мы полны желания показать, на что мы способны».

Появление скопища бритпоп-групп его не волнует. Ему приятно видеть Oasis на сцене, частично потому, что раньше они были его аудиторией, а одна из идей the Roses как раз и состояла в том, чтобы вдохновлять молодёжь на создание групп. То, что Лиам явно заимствовал его сценический образ - тоже не проблема. «Ну, мои собственные мать и отец говорят, что у него моя манерность!», посмеивается он.

Но от большинства других новичков он не в таком восторге. «Мы и the Mondays действительно любили хаус-музыку, и мне это нравилось. У всех этих групп такого нет, нет какой-то общности. Мне не кажется, что они пёрлись в своё время от танцевальной музыки, и поэтому я не думаю, что они добились какого-то прогресса».

Сам Браун на экстази поставил крест. Немного травы, выпивка и радости отцовства - вот теперь его источники кайфа. «Сыграть сегодня перед девятью тысячами людей - это кайф. Но вернуться домой и увидеть моего сына - кайф ещё больший».

Его личная дуга воспоминаний завернула во времена происшествий из-за наркотиков, которые он видел в Манчестере, иллюзий славы и золота глупцов.

«Мы хотим добиться успеха везде, но не будем продавать себя ради этого. Мы не гонимся за славой, потому что это бесцельное и пустое занятие, и когда добиваешься её, это ничего не даёт. Если ты занимаешься этим из-за любви к музыке, если ты веришь в музыку, которую играешь, неважно, выступаешь ты перед десятью людьми или десятью миллионами».

На банковском счету Йена на этой неделе лежит всего 1,000 фунтов. «Я - не богач», пожимает он плечами. «У меня куча долгов. Деньги утекают сквозь пальцы и всё, нету. Все думают, что у нас бабок куры не клюют, что мы разъезжаем на «Бентли». Пусть подумают об этом. Каждый раз, когда вы видите слова Stone Roses, это Stone Roses, 20 миллионов фунтов, Stone Roses, 40 миллионов фунтов, но их нет, кончились."

История о том, как он снял сто тысяч фунтов со счёта в банке, когда пришли деньги от Geffen, а потом ходил по Манчестеру и раздавал их, по его словам, правда. Зачем он это сделал? Потому что верит в то, что «надо делиться». В этом есть какая-то библейская праведность, что выглядело бы абсурдно, если б не было так убедительно.

За время, проведённое вне поп-бизнеса, он путешествовал как в до-роузесевские времена, на скутере. Махнул на Ибицу? Нет, танцующие ступни Брауна ступили на историческую тропу.

«Я видел Святую Лестницу, по которой, как говорят, Иисус поднялся перед судом Понтия Пилата», вспоминает он. «Я вошёл туда, а на мне были шорты и майка. Ко мне подходит старый священник и, типа, шипит. Я ему «На кого вы шипите?», а он «Хсссссс! Вошёл нагим - выходи нагим». И там есть ступеньки, по которым люди поднимаются на коленях. Ну, и из уважения, я поднялся по этой лестнице. Когда я спустился, смотрю на него, и он понимает, такой «Да!».

Покорность - это важно?

"Да."

Но the Stone Roses часто обвиняют в высокомерии.

"Если ты веришь в себя, кто-то может назвать то высокомерием. А для других ты как маяк… неважно. Некоторые говорят, что Мухаммед Али был высокомерным».

Дорожная коллекция дисков Йена почти полностью состоит из чёрных музыкантов. Бижу Бэнтон, Бигги Смоллс, Редмэн, Методмэн. Он написал всего одну песню для 'Second Coming', но Браун говорит, что взялся за акустическую гитару и пишет тексты.

О чём?

«О позитивности. О том, чтобы держать негативных людей от себя на расстоянии. Я ненавижу группы, вечно какая-то лажа, они всё время стонут. Терпеть не могу. Я знаю людей, у которых ни черта нет, но они не стонут».

Самоуверенность и позитивность - вот две основы взгляда Брауна на мир. Страх потерять всё это, явно не сильно давит на человека, который когда-то уже всё это терял. Упомянуть Blur и Suede, и Браун скажет: «Они выглядят так, как будто готовы на всё. Как те группы, которые готовы выставлять на показ свои соски и всё такое». Упомянуть то, что the Roses могли бы быть и более открытыми, и он спросит: «Когда NME звонил мне в восемьдесят пятом, восемьдесят шестом?» Старые шрамы медленно заживают, это очевидно.

Если независимость The Roses и нанесла им вред в этом году, то по разговору с Брауном этого не скажешь. Да, он скучает по Рени, но ему нравится работать с Робби и Найджелом. «То, что у нас есть сейчас, даже сильнее». И, нет, он не волнуется за свой голос (хотя был разговор о тренере по вокалу в Америке). Всё, о чём он говорит, выглядит в розовом свете. Но что если… что если ему приходится справляться с тем, что он стал человеком «когда-то игравшим в The Stone Roses'?

"Ну, это ведь произойдёт рано или поздно, так ведь? Надеюсь, мне будет 99."

Представление Брауна о группе (и себе самом) как о маяке чистоты в грязном бизнесе может показаться странным. Но во время концерта в Будокане это неопровержимо. Шоу прошло безупречно. Начиная от монументальной 'I Wanna Be Adored', открывавшей гиг и продолжая полуакустическими 'Star Will Shine', 'Tightrope', 'Elizabeth My Dear' и 'Tears', это один большой оргазм жидкого золота.

Девять тысяч японцев поднимают руки в воздух, салютуя замыкающей 'Made Of Stone'. Даже женщина, смотревшая всё шоу через бинокли, опускает их в благоговейном трепете. The Roses заряжают такой человечностью, одухотворённостью (и танцеспособностью), к которой ни один из их правопреемников и близко не подошёл. Когда пиво холодное и пенистое, это Oasis. Когда улицы холодные и одинокие, это The Roses.

И он не единственный, кто замешан в заговоре Roses/Blue Peter. "В 1972 лимерик Йена напечатали в Blue Peter Book Of Limericks (Книге лимериков)," смеётся Мани "У нас есть новая мелодия под названием "Жил-был парень в Слау!"

Становится всё любопытнее и любопытнее, пока разговор не переходит к картине Джона, находящейся в "строительной" фазе. Сварка? "Да," говорит Сквайр. "Это. Я хочу сделать. креветку. Из обломков металла."

Ты хочешь сделать креветку?

Кто лучшая группа в мире?

Мани: "Было бы находчиво, если бы я сказал, что мы, да?"

POST SCRIPT: Когда я закончил разговаривать с Йеном Брауном, он сделал нечто странное. Как будто он хотел что-то сказать, но не мог объяснить. Он взял наушники своего CD-плейера, надел их на голову, дощёлкал до трэка 'Complaint' с альбома 'Til Shiloh' Buju Banton и MC Garnett Silk, и ушёл.

Далее идут слова: "Blessed are he when men shell revile you/And persecute you, say all manner of evil/Against you falsely, for Jah's sake/Rejoince I say and be exceedingly glad/For great is your reward/For so persecute they the prophets/Before you and I." (Это непереводимо! - прим. переводчика).

Земная слава и чеки с деньгами, видимо, не имеют никакого значения, когда ты рвёшься на небеса.

Джез-Зеппелин вернулись за своими коронами.